Лидер каракалпакской диаспоры в Казахстане Акылбек Муратбай (Муратов) год отсидел в СИЗО Алматы. Это был экстрадиционный арест. В беседе с Азаттык Азия активист рассказал, что пережил в тюрьме и что намерен делать дальше.

Кто такой Муратбай и за что его преследовали власти Узбекистана

Акылбек Муратбай (Муратов) – этнический каракалпак с узбекским гражданством . В Казахстан он переехал более 10 лет назад и поселился в Алматы.

Муратбай известен тем, что активно защищал граждан Каракалпакстана, которые подверглись гонениям после подавления протестов в Нукусе в июле 2022 года. Тогда тысячи каракалпаков вышли на улицы города, чтобы помешать Ташкенту переписать Конституцию.

Основной закон гарантировал право Республики Каракалпакстан выйти из состава Узбекистана через референдум, но в том году администрация Мирзиёева внесла изменения в проект Конституции, отменяющие это право.

Узбекские власти жёстко подавили демонстрации. В результате силового разгона, по некоторым данным, в Каракалпакстане в те дни погибли более 20 человек.

В итоге из проекта Конституции убрали вызвавшую протесты статью, но гонения на активистов продолжаются до сих пор.

Среди них – Акылбек Муратбай.

Акылбек Муратбай поднимал проблему соотечественников, которые оказались за решёткой в Казахстане – Кошкарбая Торемуратова, Тлеубике Юлдашевой, Жангельды Жаксымбетова, Раисы Кудайбергеновой и Зиуар Мирманбетовой. Говорил он и о ситуации с Ниетбаем Уразбаевым, который, как и другие активисты, выступал против предложенных Ташкентом поправок к Конституции Узбекистана и лишения Каракалпакстана статуса суверенной республики. Несмотря на то, что Уразбаев получил гражданство Казахстана, он тоже столкнулся с прессингом.

Во время протестов в Нукусе Акылбек был в Алматы и со своими единомышленниками собирал подписи против поправок в Конституцию Узбекистана, лишающих Каракалпакстан права выхода из состава республики через референдум.

Он говорит, что казахстанские власти запретили им собирать подписи и делать видеообращения по теме Каракалпакстана, а также собирать и отправлять туда гуманитарную помощь.

«Пригрозили, что будет расцениваться как финансирование экстремизма. С 27 по 4 июля 2022 года я восемь раз был на различных допросах. Я живу в Алматы, прописка у меня была в области, на станции Шамалган, там у меня родители живут. Меня вызывали миграционная полиция города, области, городская прокуратура, комитет национальной безопасности, ДВД (департамент внутренних дел, сейчас – департамент полиции – Ред.)… В общем, все, кто хотел», – говорит Муратбай.

«Вызывали в генконсульство, просили "сбавить тон"»

Муратбай считает, что был под наблюдением казахстанских силовиков с момента переезда в Алматы. Мужчина работал в IT-сфере и вел довольно обычную жизнь. Однако с началом протестов в Нукусе заметил, что за ним начали более пристально.

«Если даже гражданин Казахстана или любой, кто со мной тесно общался, ездил как турист в Самарканд или Бухару, то там местные сотрудники по прибытии вызывали его на допрос и спрашивали, как там Акылбек Муратов. Или, например, перед 1 сентября, Днём независимости Узбекистана, ко мне приходит оперативный сотрудник и говорит: «Там кто-то слил видео в YouTube и написал с призывом провести митинг перед консульством в День независимости Узбекистана. Знаешь этого человека? Если знаешь, выдай нам». Я им отвечал, что не знаю, что это не моя работа», – вспоминает Акылбек.

Истории, о которых рассказывал Муратбай, в том числе легли в основу доклада, зачитанного на конференции по правам человека в Варшаве в октябре 2023 года, где поднимали вопросы о преследованиях каракалпаков. После этого, по его словам, ему звонили родственники и сообщили, что получают угрозы.

«Меня вызывали в генконсульство, просили "сбавить тон"». 23 октября, через неделю после встречи в консульстве, на меня завели уголовное дело. Я помню, ещё после протестов в Нукусе представители диаспоры [каракалпаков в Казахстане] говорили мне: «Разные люди сказали, что за тобой придут. Давай, мы соберём денег тебе на билет и проживание на первое время». Но моя позиция простая была: если я уеду, это будет интерпретироваться властями Узбекистана как, что я занимался преступной деятельностью и подался в бега. Во-вторых, я хочу диалога и еженедельно общаюсь с генеральным консульством, мы помогали мигрантам, помогали другим каракалпакским активистам», – поясняет Муратбай свою позицию.

Акылбека задержали 15 февраля 2024 года.

«В среду вечером в 22:30 прибыли ко мне домой и сказали: "Поехали". Не сказали, почему. Надели наручники, посадили в машину. Я спросил: «Каракалпакстан?» Ответили: «Ну, ты сам все понимаешь».

Камера для иностранцев

Акылбека поместили в следственный изолятор №72 (в народе его называют СИ-18), который считается одним из крупнейших следственных изоляторов в Центральной Азии. 15 дней он находился на «карантине», куда помещают всех новоприбывших. «Там было очень холодно, спал, не снимая одежду и обувь», ­– вспоминает он.

«У нас была восьмиместная камера. Но иногда приводили ещё людей, и они спали на полу», ­– говорит Муратбай.

После карантина Акылбека перевели в «камеру для иностранцев».

«Со мной вместе сидели таджики, узбеки, русские, китайцы, индийцы. В основном гастарбайтеры. Их обвиняли в мошенничестве, разбое и прочем. В первый же день в камере написал более 10 заявлений и апелляций, начал всем помогать правильно писать жалобы. Из-за этого ко мне хорошо относились и мне тоже помогали по разным бытовым вопросам», – рассказывает активист.

Быть иностранцем в казахстанской тюрьме – это не иметь базовых прав, считает он. Самая главная трудность здесь – нельзя связаться по телефону с родственниками. Ранее комитет уголовно-исполнительной системы (КУИС) на запрос Азаттык Азия отвечал, что обвиняемым и подозреваемым телефонное право не предоставляется, «согласно ведомственным приказам в интересах следствия».

«Если иностранного гражданина забирают с работы и помещают в следственный изолятор, то его родственники, допустим, в Кыргызстане, Таджикистане или Узбекистане, не узнают об этом. Никто никому не сообщает, и он фактически бесследно исчезает. С нами один парень из Кыргызстана сидел 7 месяцев до экстрадиции и никак не мог связаться с родными, потому что по закону следственно-арестованный не имеет права на телефонную связь», – сетует Муратов. Соответственно, о нём никто ничего не знает и «передачки» не носит.

Муратов считает, что отсутствие права следственно-арестованного на телефонную связь коррумпирует всю уголовно-исполнительную систему, так как арестанты начинают искать пути получения смартфона.

«Телефоны проносят на самом деле. Проверки камер бывают. Как-то во время рейда, помню, забрали телефон, но без видеофиксации. И, когда обнаружили телефон, я сказал, что это мой, хотя это был общий на всю камеру», – вспоминает Акылбек.

10 суток в карцере

Муратбай испытал на себе все тяготы нахождения в тюрьме, а в октябре 2024 года попал в карцер. Его обвинили в «очернении учреждения публикацией статей», и вкупе с обнаружением телефона отправили в штрафной изолятор на 10 суток.

«Внутри карцера бардак полный. Это двухместная камера, где-то 3 на 5 [метров], наверное. Если в обычных камерах часть комнаты от туалета отделена стеной, то в карцере дыра в углу и форточка очень маленькая и куча комаров. Они просто съедали заживо. В карцере нельзя иметь ничего, даже книги, можно только кружку для воды. Поел – посуду выносят. В 6 утра приходят [сотрудники], поднимают койку и до 10 вечера её нельзя снимать со стены. Лежать до этого времени не имеешь права. Если ложишься, начинают бить в дверь с криком: «Проснись! Вставай!»

Ещё одно правило для выживания в карцере – нельзя болеть. По его словам, в СИЗО распространены респираторное заболевания, но таблеток нет, а если лекарства хотят передать, это наталкивается на множество ограничений.

«На второй день в карцер ко мне привели парня, у которого оказался синдром Альберта Киари (Аномалия Арнольда-Киари – неврологическая болезнь. – Ред.). Голова у него болела так сильно, что он выл часами. Я начинаю стучать в дверь, вызывать постового. В обычных камерах дверь выходит сразу в продол (коридоры в тюрьмах), а перед карцером есть ещё коридор внутренний и только потом общий коридор, где ходит охрана. В общем, оттуда не слышат, что происходит в карцере. Мне пришлось закрыть видеокамеру на стене, чтобы на нас обратили внимание. Но это заметили только через три часа», – рассказывает Акылбек.

В итоге молодой человек потерял сознание, а его в чувство привели нашатырным спиртом, и дали димедрол.

«На третий день ситуация повторяется, пацан не выдерживает, садится «на корты» в углу, где дырка и начинать резаться. Я снова стучу в дверь. Когда люди пришли в камеру, пацан был весь в крови. Мы снова попросили вернуть его в камеру, на что один из сотрудников сказал ему: «Ты чё, пугать нас что ли собрался?» Так и отсидел бедняга трое суток в карцере».

Меня пугало лишь одно: в кого я превращаюсь?

Акылбек Муратбай утверждает, что причинение себе физического вреда – это иногда единственный способ быть услышанным за решеткой.

«Люди сначала жалуются спокойно, требуют создать условия, чтобы не спать на полу хотя бы, но реакции ноль. Поэтому кто-то вступал в конфликты, скандалы, кто-то вскрывал вены. Вот тогда начинают решать элементарные бытовые вопросы. Однажны кто-то порезал себе шею, а потом в сопровождении охранника подошел к двери нашей камеры и через глазок спрашивал у нас насвай. Мы ему отвечаем, что у нас насвая нет. И никто в камере даже внимания не обратил на него. Я говорю себе: «Блин, в кого я превращаюсь? Перед мной стоит окровавленный человек, а я в этом не вижу ничего необычного». А сам я чем занимаюсь? Мне 36 лет, а я тут устраиваю конфликты, бунты из-за хлорки, горячей воды, двух метров кабеля. Из-за бэушного водонагревателя чуть не подрался с одним заключённым. Позже узнал, что это был известный банкир. Самое сложное в тюрьме – остаться человеком, сохранить в себе человека. И когда я выходил [на свободу], об этом и сказал тем, кто остался», – отмечает Муратов.

Говоря о том, из-за чего он оказывался в конфликтах, активист утверждает, что в заключении он видел разное отношение к разным арестантам.

«Там много чиновников и крупных бизнесманов сидело, фамилии не буду называть. Некоторые могли выбирать камеру как комнату. Где-то условия лучше, например, камера на солнечной стороне, даже выбираешь людей, с кем ты хочешь сидеть. Кто-то обустраивал себе быт: бойлер, нагреватель, телевизор, интернет. То есть у нас можно создать удобства в следственном изоляторе, точно такие же, как дома. И многих, кто давно криминалом занимается, тюрьма не пугает, потому что единственный минус тюрьмы при таких возможностях, это то, что нет свободы. Я был против этого и открыто говорил сотрудникам, что не могу терпеть, когда кто-то живёт как хан, а кто-то на полу спит, не получает средства гигиены. Мне [сотрудник] ответил: «Жағдай жасап алсай» (в переводе с каз. – “Создай себе условия”) и жестом руки показал, что имеются ввиду деньги. Я сказал, что нет, не буду так делать», – признаётся Муратбай.

Каракалпакский активист также заявил о домогательствах со стороны сотрудника учреждения к его супруге во время её посещения. Женщина написала заявление, после которого им сообщили о начале служебного расследования. О его результатах ничего неизвестно. В начале февраля прокуратура Алматы перенаправила письмо в ДУИС с поручением «тщательно проверить» доводы, указанные в обращении.

15 февраля, по истечении 12 месяцев, Акылбек Муратбай вышел из-под экстрадиционного ареста.

«В первые два часа эйфория. Но потом все прошло. Я как вышел, сплю плохо, просыпаюсь очень рано и постоянно в напряжении. Я не могу расслабиться – постоянная подготовка к защите, либо к неизвестному нападению. Самый главный, вывод, наверное, что власть Узбекистана абсолютно не готова к диалогу никакому. И, видимо, намерена продолжать дальше давление, репрессии против каракалпаков. Но я планирую продолжать свою активность», – заявил Муратов.

Редакция Азаттык Азия на прошлой неделе направила запросы в департамент КУИС по города Алматы по жалобам бывшего арестанта Акылбека Муратбая, в том числе о членовредительстве, особых условиях для отдельных лиц и условиях содержания следственно-арестованных в СИЗО Алматы, но к моменту публикации ответы в редакцию не поступили.

Что будет дальше?

В сентябре 2024 года Казахстан отказал Муратову в предоставлении убежища. Он планирует оспорить это решение в городском и Верховном судах. Пока у каракалпакского активиста есть статус лица, ищущего убежище. Он получил его в феврале 2024 года. Статус действует до 23 марта. Акылбек надеется его продлить, пока не найдёт возможность выезда в третью страну, так как оставаться в Казахстане считает небезопасным.

«Через правозащитников мне передали, что якобы власти Казахстана уже начали задумываться о том, чтобы меня экстрадировать в Узбекистан. Пока этого сделать не могут, так как есть статус лица, ищущего убежища. Будем смотреть варианты», – сказал Муратбай и в завершение разговора выразил благодарность посольству США, Казахстанскому международному бюро по правам человека и офисам ООН в Казахстане и Кыргызстане за поддержку и организацию выезда четырёх каракалпакских активистов в США.